Изметинский Николай Леонтьевич

Леонард Васев
(отрывок)

…Но история должна быть искренней, она не допускает лжи и скрытия правды, какой бы горькой она не была. В противном случае это будет не история, а выдумка. Поэтому, повествование о драматической жизни прекрасного человека, художника, гравёра, поэта, философа и мыслителя, об истории его блестящего творчества, также должно быть искренно и правдиво…

…В те годы [1956 г.] многие цеха получали, для производственных нужд в соответствии с нормами определённое количество спирта-ректификата, который предназначался, главным образом, для ухода за точными измерительными инструментами (калибры, микрометры, индикаторы, плитки Иогансона и т.п.) Обычно, полученный спирт хранился в сейфе у начальника цеха, который и выдавал его на производство. В то время дороже всего была жизнь и здоровье людей, поэтому, даже зная, что часть спирта будет использована не по назначению, т.е. будет выпита, ни о какой замене чистого этилового спирта-ректификата другой аналогичной жидкостью (гидролизный спирт, бутиловый спирт и т.п.), могущей нанести вред здоровью людей, речи не было.

Спирт, получаемый школой ружейного мастерства, хранился у её начальника. Употребление спирта обычно происходило в конце недели, перед выходными. Спирт разводили 50 на 50, или пили неразведённый, запивая глотком воды и закусывая заранее приготовленным пирожком. До проходной действие спирта не успевало проявиться достаточно заметно, а там уж каждый добирался до дома в зависимости от количества выпитого и от стойкости организма к алкоголю. <…>

Бесхитростный и открытый Леонард не подозревал, что «добрый» начальник раз за разом приучал его к алкоголю, делая его более зависимым и, следовательно, податливым. Известно, что зависимый человек не может быть свободным, поэтому, Васев против своей воли постепенно терял то, чем он так дорожил – свою свободу. <…>

Среди причин, способствовавших развитию алкогольного зла, главной была и бытовая неустроенность. Васев на протяжении всей своей жизни не имел домашних условий для творческой работы, без которой не мыслил своё существование.

О каком творчестве можно говорить, если семья из 4-х человек живёт в комнатке площадью 11 квадратных метров, и когда он, проснувшись в 3 часа ночи пытается что-то сделать, проснувшийся младший сынишка уже просит есть.

Даже живя в двухкомнатной малогабаритке, он по ночам работал за столом в проходной комнатке, изображая на бумаге то, что впоследствии воспроизводил в металле в своих прекрасных произведениях. Нужно было обладать колоссальной жизненной энергией, чтобы, живя в таких условиях, создавать изделия, признававшиеся шедеврами гравёрного искусства. Пример тому, монреальское ружьё, хранящееся в Оружейной палате Московского Кремля.

Человеческие силы – и физические, и духовные – не беспредельны. Наступали периоды, когда после неимоверно тяжёлого творческого и физического труда, которому он добровольно отдавался, даже его могучему организму требовалась разрядка, чтобы сбросить накопившуюся физическую и психологическую усталость, успокоить возбуждённую нечеловеческим трудом нервную систему. Казалось, лучшим помощником в этом случае был алкоголь, который помогал забыться и на какое то время отключиться от неблагоприятной обстановки, в которой ему приходилось жить и творить. Условий для столь необходимого отдыха, предполагающего обязательное уединение со своими мыслями, не было.

<…>

Подобные приезды высокого начальства бывали не так уж редки и почти всегда сопровождались выпивками. Васев своим умом и эрудицией очаровывал собеседников. С ним было приятно вести разговор на любую тему. Он не лебезил перед начальством, держал себя с достоинством, как равный. В то же время ему было приятно внимание начальства, уважительно с ним общавшегося, признававшего его талант и способности, и он не мог отказаться от предложений выпить за компанию, в которой действовал древний закон застолья: или пей, или уходи.

Со временем выпивка стала потребностью, от которой трудно было избавиться. Эта слабость Леонарда была известна многим, и несмотря на то, что, выпив, он не ругался, не скандалил и не дебоширил, а старался поскорей уединиться и лечь спать, её ставили ему в вину. Она была основным препятствием к общественному признанию его исключительного художественного таланта, необыкновенного трудолюбия, выдающихся творческих способностей. Многие из его учеников успели получить такое признание и с гордостью носили высокие правительственные награды, а он оставался за этой чертой.

Он был слишком велик и заметен не только достижениями, которые признавали и ценили все знавшие его, но и слабостью, которую руководители ему не прощали, хотя сами были в этом отношении далеко не безгрешными, но умели этот грех ловко скрывать. В то время государство большое внимание уделяло нравственной и моральной стороне жизни общества. Боролось всеми способами, в том числе и не всегда разумными, со всякого рода отрицательными явлениями и пороками.

Но Васев не был пьяницей. Алкоголь был иногда нужен ему для того, чтобы сбросить огромное внутреннее напряжение, накапливавшееся в периоды небывало интенсивного творческого труда, а этого не понимали чинуши, привыкшие работать от и до, без какого-либо интереса и творческого энтузиазма. Им нужен был не Васев, а изделия, созданные его умом, талантом и руками. Когда работа, которую он выполнял, увлекала его сложностью и новизной и превращалась в творчество, алкоголь Леонарду был не нужен, он был опьянен творческим процессом, он хмелел от него. Доказательством того, что это было именно так, может служить его поведение во время изготовления копий «монреальского» ружья (дубль А и дубль Б), большой и малой юбилейных медалей, приветствия XXIV съезду КПСС, наградного оружия по Правительственным заказам и тому подобное.

Он понимал, что ошибочная, неправильная оценка его поведения и состояния, после выполнения ответственейших заданий, лишила его многих заслуженных наград. Это не могло не огорчать выдающегося мастера, но он не ходил по начальству с жалобами. Младший брат Леонарда Валерий рассказывает, как Леонард говорил ему, что алкоголь вызывал у него внутреннее возбуждение, в голове появлялись такие образы и картины, что если бы можно было всё это записать, то он смог бы создать нечто совершенно невероятное. Но, к сожалению, затем всё постепенно проходило, и он не мог восстановить в памяти то, что ему являлось во хмелю.

<…>

В конце 1970 года Леонарда пригласил директор завода Николай Иванович Палладин, всегда относившийся к нему с большой симпатией и уважением.

«Ты, когда, Леонард Михайлович, кончишь пировать-то?,- спрашивал он, в присущей ему манере, чуть заикаясь и затягивая окончания слов,- ведь если бы ты не пил, то давно ходил в орденах и, может быть, Звезду Героя носил бы уже».

«Да я, Николай Иванович, уже бросил пить и выхожу работать. Больше пить не буду, всё, хватит. Я завязал»,- отвечал Васев.

Так рассказывал о сути этой беседы сам Васев своим товарищам по работе в опытном цехе.

Действительно, после этого Леонард Михайлович совершенно не употреблял алкоголь около года, проявив силу воли сродни той, которую проявлял во время неистовой работы при выполнении наиболее ответственных и сложных производственных заданий.

За это время из его рук вышло немало отлично оформленных охотничьих ружей, подарочных изделий, рисунков, но, к сожалению, в то время (как, впрочем, и сейчас) не принято было делать хотя бы фотокопии наиболее значительных работ. <…>

Обучая гравёрному искусству работавших рядом гравёров, Леонард иногда знакомил их со своими живописными произведениями. Разложив на рабочем верстаке или на полу свои работы, он, указывая на рисунок города, названный им «Апрель», говорил:

«Ведь это же Саврасов! Да вы знаете где и кем бы я был сейчас, если б рисовал, а не увлёкся этой ружейной гравировкой? — и, подняв вверх палец, восклицал,- О-го-го!»

Картина выполненная в период воздержания, в апреле 1971 года цветными шариковыми ручками и карандашами, действительно великолепна.

На ней уголок старого рабочего Ижевска который он, по всей вероятности, видел из окна квартиры до застройки района многоэтажками. Можно предположить, что на рисунке угол, образованный улицей Коммунаров и переулком имени Пастухова.

Мы видим у забора, вытаявшие под лучами весеннего солнца, распиленные на брёвна стволы, убранных при расчистке строительной площадки деревьев. За покосившимися заборами типичные ижевские бревенчатые дома с деревянными крышами, с которых медленно сползает подтаявший под лучами апрельского солнца снег. Сквозь пока ещё голые ветки, наливающихся соком деревьев, просматривается юго-западная часть Ижевска, уходящая вниз к пойме реки Иж. Картину оживляют группы школьников, фигурки которых отражаются в дорожных проталинах.

Картина привлекает ижевских старожилов своей домашностью, вызывает ностальгию и будит тёплые воспоминания.

17 августа 1971 года, Указом Президиума Верховного Совета УАССР, Леонарду Михайловичу Васеву, было присвоено почётное звание Народного художника УАССР.

Одновременно с ним звание Народного было присвоено также деятелям и других видов искусств. После вручения Грамот о присвоении почётных званий, один из известных людей, также получивший звание Народного, хорошо знакомый с Леонардом, обняв его, предложил обмыть это событие бутылочкой коньяка. Васев отказался, сказав, что он с этим делом покончил, «завязал», но его всё таки уговорили, и всё вновь пошло по новому кругу, он, как говорят, «включил зажигание и сорвался с тормозов». Трудно сказать, что сломало Васева, но больше остановиться он так и не смог. <…>

Поднявшаяся муть взбаламученного болота действительных и надуманных прежних обид и унижений затуманила открывшиеся перед ним светлые жизненные перспективы, и он махнул на всё рукой. После высокого духовного подъёма внезапно наступил период длительной глубокой депрессии.

Денег на участившиеся выпивки не хватало, и хотя любителей угостить известного, умного и интересного собеседника всегда было предостаточно, Леонард от таких угощений отказывался. Он был очень щепетилен в этом отношении и предпочитал лучше одолжить деньги, чем пить, как говорят, «на халяву». Он аккуратно записывал одолженную сумму в блокнот, и при первой возможности возвращал долг.

Присвоение почётного звания Народного художника республики означало признание серьёзных заслуг Леонарда Михайловича перед Республикой и её народом, которое следовало закрепить и развивать новыми творческими достижениями. Но, к сожалению, в этот период рядом с ним не оказалось умного и порядочного человека, который мог бы, используя свой авторитет, поддержать Леонарда, помочь ему выбраться из пьяной колеи на твёрдую дорогу.

Товарищи по работе, работавшие рядом с ним в опытном цехе, пытались помочь. Они не раз говорили ему: «…Леонард, кончай, ты с выпивкой. Ведь ты свечу своей жизни жжёшь с двух концов: неистовой работой с одного конца и пьянкой с другого!» А он, бравируя своим здоровьем, с лёгкой усмешкой в глазах, отвечал: «Да вы, ребята, не знаете какой запас жизненных сил и здоровья природа вложила в человеческий организм. Ничего со мной от стакана спирта не случится».

Спирт он пил, но не стаканами, а выцеживая его из спиртовок, стоявших на верстаках у гравёров и вмещавших грамм по 50. Леонард подходил и спрашивал: «Есть там что нибудь в "вечном огне?"» (так гравёры называли спиртовки).

Слив спирт, говорил: «Ну, вот, теперь болото осушено». Почти пять лет тому назад, в своей «Исповеди» он написал, как мы теперь видим, пророческие слова:

…Сколько бы не выл я –
Мне не бросить пить.
Эх, тоска кобылья,
Паутина-нить!
Постоянно рвёшься,
Что ни день – слабей,
А в душе смеёшься,
Хоть займи, да пей.

Вероятно наступила пора, когда, догорая в творческом огне, у него не хватало сил вырваться из опутавшей его паутины, сотканной не только из алкоголя.

<…>

Получив положенное к медали денежное вознаграждение в сумме 100 рублей, Леонард Михайлович, в первую очередь, рассчитался с долгами.

Что и с кем он пил тогда, мы не знаем, но соседи, видевшие его в тот день в последний раз, рассказывали, что их внимание привлекла не столько нетвёрдая походка Леонарда, сколько отрешённый, ушедший в себя безжизненный взгляд и серо-землистый цвет лица. Войдя в подъезд и поднявшись к себе на третий этаж, Леонард лёг и больше не встал.

Вот так ушёл из жизни не только выдающийся гравёр России, талантливый художник, одарённый поэт, душевный наставник молодёжи, щедро отдававший ей свои знания, умения, пробуждавший в них собственным примером творческое отношение к труду, но и просто замечательный, благородный, умный, настоящий рабочий интеллигент.

Заканчивая грустное повествование о трагической судьбе разносторонне талантливого, необычайно трудолюбивого рабочего человека Леонарда Михайловича Васева, нельзя не сказать о его творческом наследстве. В первую очередь это его ученики, продолжающие и совершенствующие заложенные им основные творческие принципы ижевской школы гравёрного искусства на металле.

В мае месяце 1963 года 36-летний Васев в преддверии расцвета своего таланта художника-гравёра, так определил смысл и значение художественной отделки охотничьего оружия:

«Одной из разновидностей прикладного искусства, или как ещё говорят, декоративного, является искусство гравирования по металлу. Искусство гравёров-оружейников уходит корнями в далёкое прошлое. Лучшие образцы старинных мастеров можно видеть во многих музеях страны. Украшать личное оружие – традиция. Но традиции не нечто непреходящее, данное раз и навсегда. Это процесс развития и обогащения, качественных изменений, соответствующих нашей эпохе. Гравёр, любовно наносящий узоры и охотничьи сюжеты на металлические детали ружья, выявляет свой замысел, основную цель, ради которой создаёт предмет. Он облагораживает его, воздействует на эстетические вкусы, формирует художественное восприятие человека. Охотник не враг Природы! Враг Природы – не охотник! Природа самое красивое из прекрасного.

Гравёр-художник, создавая орнамент, берёт его у природы. Это не нечто абстрактное. Это сама природа, увековеченная в металле. Металл начинает жить, говорить. Он говорит человеку: «Бережнее обращайся с Природой!» И человек, имея в руках красивое, художественно оформленное ружьё, по новому взглянет на окружающий мир, сам будет красивее и чище. Металл под резцом гравёра проходит многообразную и сложную обработку, прежде чем на нём появится определённая художественная форма. Учитывается калибр ружья, его назначение. А если заказчику – его пожелание, фауна, условия охоты. Задумывая композицию оформления ружья, гравёр должен хорошо разбираться в различных видах и сроках охоты в различных уголках нашей Родины. Создавая для охотника сюжеты, гравёру-художнику нужно самому быть наблюдательным охотником.

Это во многом предопределяет художественную ценность гравёрной работы».

Источник: Изметинский Н.Л. Леонард Васев / Отв.ред. К.И.Куликов.- Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 2002.- с.130-148.