Ухов Сергей

История Вятки как часть
этнической истории восточной Европы

3. Направления исследований

3.4. Данные археологии

3.4.1. Интерпретации

Я уже говорил о том, что этническую принадлежность исторических культур на европейском Северо-востоке и, в частности, в бассейне Вятки необходимо пересмотреть на основании объективных данных. Во всяком случае, интерпретация всех культур до XI века как финноугорских противоречит данным топонимики. В действительности на Северо-востоке происходили сложные этнические процессы, которые еще предстоит осмыслить.

Мы видим, что в гидронимии бассейна Вятки значительную часть названий составляют индоевропейские, в т.ч. балтославянские, балтийские и русские (как древние, так и современные). Это относится как к крупнейшим рекам бассейна (Вятка, Кобра, Пижма, Чепца, Кильмезь, Великая, Молома, Летка, Буй, Быстрица, Воя, Холуница), так и к мелким речкам. Среди финноугорских названий рек марийские и пермские составляют лишь небольшую часть, причем они локализованы по краям бассейна и относятся к притокам 2-го и 3-го порядков. В центре и на северо-западе бассейна мы находим прибалтийскофинские и, может быть, другие финноугорские (не марийские и не пермские) названия. Создатели этих гидронимов не витали в безвоздушном пространстве, они должны были оставить материальные следы, многие из которых, вероятно, обнаружены, но не соотнесены с данными этносами.

В предыдущем разделе я упомянул о том, что за «преуменьшение роли финно-угров» академик Третьяков обвинял Спицына и Зеленина. Но в другой своей работе он писал о недопустимости и противоположной тенденции: «В нашей литературе, посвященной древней археологии и древней истории финно-угров, установилась одна традиция, с которой необходимо вести борьбу. Любая гипотеза или любой факт, касающиеся вопросов этногенеза, скажем, восточных славян, или скифов, или фракийцев, обычно сразу же берутся под придирчивый обстрел критики. От автора гипотезы требуются доказательства, которые далеко не всегда бывают. Что же касается финно-угорской проблематики, то здесь господствует относительное спокойствие. Считается аксиомой, что на севере в лесной полосе издавна жили финно-угры, что этногенетические процессы протекали здесь автохтонно и что здесь, собственно говоря, и спорить не о чем. Это, конечно, далеко не так» (67. С. 17). Эти критические замечания, по-видимому, нужно отнести и к самому Третьякову.

Приведу пример. В нижнем слое Староладожского городища были обнаружены остатки большого дома с очагом в центре. Этот слой относится к VII – VIII вв. По мнению Третьякова, «не вызывает сомнений», что это жилище большой славянской семьи, т.к. на этом городище нет изделий финноугорского происхождения (68. 1970. С.149). На этой же странице, со ссылкой на М.В. Талицкого, Третьяков пишет: «…В области Прикамья на финно-угорских средневековых городищах также были исследованы остатки больших домов, близко напоминающих староладожское жилище». Вот так: дома, «близко напоминающие» славянские, но городища, в которых они расположены, «финно-угорские». Как иронически сказал раньше сам Третьяков: «Это считается аксиомой… и спорить не о чем».