* * *

Скоро Октябрь, и весь город принарядился к празднику. Белые, засыпанные снегом улицы заалели флагами, лозунгами, стендами, портретами руководителей партии и правительства, лучших трудящихся молодой автономной республики.

Сергей спешил с пьесой, а из души лились и лились стихи. Сами собой складывались радостные слова в честь зимнего солнца, чистого снега, бодрящего мороза, трудовых успехов.

* * *

Макаров щелкнул каблуками сапог.

— Чисто все? – еще раз с тревогой спросил Бакин, задержав Макарова за рукав.

— Не придерутся. Найдут замерзшего, вскроют – пьян был. Ничего не тронули, побоев нет. Напился, свалился в овраг, замерз. А в спирте снотворный порошок растворится. Чисто.

— Смотрите у меня! — для острастки заговорщиков, а скорее для успокоения самого себя погрозил Бакин.

Сергей очнулся в незнакомом, доме, на чужой кровати. Голова трещит, а в груди боль. Тошно и гадко. Во рту сухота и жжение, словно только что пожевал ядовитой травы.

Откинув одеяло, попытался подняться. Острая боль пронзила тело. Руки и ноги смазаны какой-то мазью.

Осмотрелся. Крестьянская изба, но, видать, живет какой-то мастеровой человек.

В комнату заглянула старушка.

— А, очухался,- сказала она с презрением и спросила: – Ну, как себя чувствуешь? Самовар готов. Эко тебя угораздило, непутевый. Если бы не мой старик, околел бы, дуралей. Нажрался, будто извозчик. А по одежде, видать,- образованный.

— Где я? Макаров и Женя тоже здесь или уехали?

— Какие Макаров и Женя? Мы таких не знаем.

— Как же? Мы шли в Колтому, на Подлесную.

— Она и есть – Колтома. И дом наш на Шестой Подлесной. Вошел хозяин – пожилой сухонький старик, крякнул с мороза, скинул полушубок и шапку, подошел, протирая руки, к койке.

— Ожил? Вижу, вижу, парень. Моя Семеновна какую хочешь хворь выгонит из человека. Только вот себя не может вылечить.

— Как я к вам попал? Простите, но я ничего не помню.

— То-то и оно, дурень. Молодой, а хлещешь отраву до потери сознания. В овраге я тебя нашел. С охоты возвращался, собаки учуяли, подняли лай. Спустился вниз и ахнул. Замерзать уже начал, руки и ноги тронул морозец. Он завернул нынче. Как раз к утру бы околел. Мои собаки тебя спасли. Сбегал домой за санками да и приволок тебя. Семеновна отходила. Но полежать придется долго.

* * *

Грянула бравурная увертюра. И Сергею и Кате одновременно вспомнился их первый приезд в Ижевск, совместное посещение театра.

— Восемь лет назад…- сказал Сергей, повернув голову к Кате. Она поняла, вспыхнула и кивнула. Катя думала о том же.

Жизнь… Кто угадает ее извивы и повороты? В юности – она вся впереди. И вся – неизвестность, мечты и надежды. А мечты не всегда сбываются. Надежды убывают и убегают. Они, как горизонт, всегда видны и впереди, но попробуй достичь. Доберешься до намеченного гребня, и снова впереди распахнется даль – дух захватывает…

Вон Сергей уже слегка поседел. Рановато. Катя тоже изменилась…

…Разные мысли и чувства будоражат душу Кати. Вернулась домой, не может заснуть. Думает о прожитом, о будущем. Почти не сомкнула глаз всю ночь, но поутру была свежа и бодра. На сердце – полет. Хочется взлететь, но, жаль, не даны крылья человеку. Отчего такое легкое настроение? Наверное, по погоде. Ясно и свежо вокруг. Небо бездонное. Деревья, тронутые багрянцем, поют от малейшего дуновения ветерка. Слышен мощный и мерный ритм завода. Гигант ворочался где-то за домами. В нем жила объединенная сила тысячи рабочих сердец и рук.

Достав из колодца воду, Катя ополоснула лицо, бездумно побежала между грядками.

Так хорошо на душе у Кати, что готова обнять весь мир. Нет, она не уступит Варваре главную роль и в пьесе, и в жизни! Пусть она готовится к спектаклю. Но и Катя будет готовить ту же роль. Готовить для себя. А потом однажды возьмет и сыграет. Но как сыграет!..

Катя вспомнила одну из сцен. Тотчас же ответила на реплику воображаемого партнера. Засмеялась, закружилась. Весь мир готова обнять, вобрать в свое сердце.

* * *

Осень тридцать седьмого года выдалась дождливой. Солнце не показывалось. Птицы умолкли. Желтые синицы да серые воробьи вяло возились в мокрых оголенных кустах.

У Сергея опускаются руки, падает сердце от горестных утрат. Беспокойство, всегдашняя тревога овладевает им. Жизнь пошла кувырком. Непонятные дела творятся в Ижевске. Да и по всей стране идет очень уж опасная игра со словами «враг», «вредитель». Известные всей Удмуртии заслуженные революционеры и испытанные борцы за Советскую власть вдруг оказываются «врагами народа». Исчезли Спиридон Васильевич Богатырев, другие видные руководители – Григорьев, Барышев… Все они объявлены «врагами народа».

Не в силах поверить в это Сергей Климов. Подавленное настроение не помогает разобраться в происходящем, ввергает в растерянность, оторопь. Что же это такое?

Вчера еще известный старейший писатель Иван Дмитриев считался чуть ли не основоположником удмуртской литературы, а сегодня вдруг в газете появилась разгромная статья, в которой он назван «врагом народа». А ведь совсем недавно широко отмечался его юбилей, во всех газетах печаталась его биография, пропагандировались его книги. Последовало награждение. А через неделю – «враг народа»!

Голова идет кругом от всего этого. Откуда столько вредителей? Ведь газеты и радио каждый день сообщают о больших радостных событиях в стране. Советский народ гигантскими шагами движется вперед. Крепнет, становится могущественнее советское государство. Поднимаются новые заводы и шахты, растут города. Успешно осваивается Арктика, таежные дебри. Да и в Ижевске на глазах Сергея происходят поистине революционные изменения.

Трудящиеся всех стран с надеждой и радостью смотрят на рост Страны Советов – первого в мире государства рабочих и крестьян.

Так откуда же столько врагов наплодилось? Правда, есть теоретическое положение товарища Сталина о том, что с победой социализма в стране классовая борьба не утихает, а усиливается. Но ведь здесь речь, по-видимому, идет в основном о капиталистическом окружении…

Сергей каждый день с тревогой раскрывал газеты: кто еще попал под огонь критики?..

В Союзе писателей верх взяли слабые по способностям, сомнительные люди…

Эпилог

После спектакля многие зрители долго еще толпились около служебного входа в театр. Последней вышла из театра усталая женщина в простом коричневом плаще, накинутом поверх темного вечернего платья. Голова ее была повязана шелковым платком.

Глаза женщины излучали свет, лицо озаряла приветливая и виновато-смущенная улыбка.

Она застенчиво ответила на приветствие признательных зрителей, благодарно приняла цветы, с достоинством поклонилась всем и глянула на улицу.

Перед ней расступились сразу, не стали докучать просьбами об автографах.

На тротуаре артистка остановилась, вдохнула чистого прохладного воздуха. Сегодня она очень устала. Большая и ответственная для нее роль потребовала отдачи всех сил, всего жара души.

Постояв немного, она неторопливо двинулась по Советской улице…

Источник: Гаврилов И.Г. Корни-твои. Роман-трилогия /Перевод С.Никитина. – Ижевск: Удмуртия, 1990. – (серия «Библиотека удмуртского романа "Италмас"»).– с.13-14, 26-30, 37-41, 52-56, 73-79, 98-100, 106, 111-113, 132-133, 158-159, 159-161, 171-172, 274-275, 295-299, 422-425, 438, 462, 482-483, 491-492, 573.