<…>

Во время учебы на первом курсе мне часто доводилось заходить к отцу на работу в Союз писателей. Предварительно я звонил ему, справлялся, на работе ли, потом садился на троллейбус и ехал к кинотеатру «Колосс». Союз располагался на третьем этаже нашего бывшего правительственного здания. Лестницы широкие, с ковровыми дорожками, как у людей.

Как-то раз я пришел в Союз. Секретарь меня знала, пропустила без лишних слов. Захожу в кабинет, отец сидит за столом, курит. Посмотрел на меня, улыбнулся.

— Как дела?

— Да вроде бы все в порядке. Я из университета.

— Обедал? – отец стряхнул с сигареты пепел. Увидев, что я отрицательно мотнул головой, прибавил: – Ну, сейчас сходим, поедим.

— Здесь есть столовая?

— Есть, а как же.

— Хорошо кормят? – я не очень-то доверял общепиту я засомневался, стоит ли идти.

— Сходи, посмотришь. Я сейчас, только дочитаю рукопись,– отец склонился над кипой бумаг.

На столе царил беспорядок. Он был завален разнообразными вещами и вещицами: бумага, карандаши с обломанными графитными стержнями, в разных концах стола валялись несколько шариковых авторучек. Слева стопкой навалены книги, журналы, тут же несколько старательных резинок, банка силикатного клея, в пепельнице – груда окурков, пепел просыпался и на лист бумаги. Повсюду в изобилии рассыпаны скрепки всех размеров. В общем, стол как стол, сразу видно делового человека.

Я поднялся со стула и подошел к плакату на двери. Там говорилось, что объявляется конкурс на лучший рассказ. Все это я прочитал автоматически, но заключительные строки привлекли мое внимание и привели в неописуемое изумление. Сумма вознаграждения за рассказ оказалась трехзначной и равнялась шестистам рублям! Это первая премия. Затем шли две вторых и две третьих. Я недоумевал – за какой-нибудь рассказ – и такие суммы!

— Слушай, па! Это что, правда? За рассказ – такие деньги?

Отец оторвался от чтения и, поняв, в чем дело, рассмеялся:

— Да.

— Но почему так много? Ведь гонорар, наверно, во много раз меньше!

— Ну, это гонорар. А это – конкурс!

— А мне можно в нем участвовать?

— Пожалуйста, садись, пиши.

— А что, если я напишу рассказ, то мне выплатят такую сумму? – я все еще не верил своим глазам.

— Конечно,– отец продолжал улыбаться.– Если тебе присудят премию.

— Конечно, присудят,– пробормотал я,– надо только очень постараться.

— Давай! – смеялся отец.– Сейчас пойдем обедать.

Я размышлял над плакатом-объявлением. Жаль, что я не писал рассказов и вообще ничего не писал. А то бы можно было попробовать.

— Ну, теперь все,– отец откинулся к спинке стула, затем встал,– пошли обедать.

— Пойдем.

Мы вышли в коридор, спустились этажом ниже, прошли по закоулкам коридоров и неожиданно очутились у дверей небольшой и уютной столовой.

— Сюда? – нерешительно спросил я.

— Да, заходи,– отец открыл стеклянную дверь. Мы прошли.

Столовая размещалась в небольшом переоборудованном зале. С десяток столиков, стойка для раздачи, по окнам горшки с зеленью. На стене что-то изображено, что, впрочем, не понятно, на стены я не обратил должного внимания.

Мы подошли к стойке, взяли по порции котлет, два сока и сели за дальний столик.

— А здесь уютно,– сказал я, принимаясь за котлету.

— В общем, неплохо,– согласился отец.

— И кормят сносно,– добавил я.

— Ну…– протянул отец,– можно было бы и лучше…

— Куда уж лучше! Для общепита это предел,– котлета таяла на моих глазах,– вкусно. Жаль, что мало.

— Так возьми еще,– отец посмотрел в мою тарелку,– ведь не наелся.

— Ладно, хватит. Слушай, а для чего ты ездишь обедать домой, здесь ведь неплохо подкармливают? Отец пожал плечами.

— Да, кормежка у тебя здесь отменная,– добавил я после непродолжительного молчания,– вот и зеленым луком приправили, я уже давно так вкусно не ел. Хорошо живете, Флор Иванович! А может, ты сначала здесь поешь, а потом дома?

Отец засмеялся. Настроения у него и у меня прибавилось. Я не переставал удивляться порядку, чистоте столовой. Правда, отец меня поправил, оказалось, что это буфет. Ну, буфет так буфет, неважно; главное, кормят вкусно и сытно. Допивая сок, я снова обратился к отцу:

— А первых блюд не бывает?

— Нет, только вторые. А ты хочешь супа? – отец вопросительно посмотрел на меня.

— Да нет, не хочу. Ты, наверно, из-за супа ездишь домой,– догадался я.

— Из-за супа, из-за супа,– отец отодвинул тарелку, поджидая, пока я допью чай. Мы встали из-за стола.

— А платить где? – почему-то шепотом спросил я.

— Здесь же,– отец порылся в карманах и достал горсть «серебра».

Мы подошли к кассе – столу с тарелкой, в которой лежало «серебро» и «медь». Отец отсчитал положенную сумму, положил в тарелку, взял «медяшку» сдачи.

В продолжение этой минутной сцены я с возрастающим удивлением смотрел на манипуляции отца.

— Пошли,– сказал отец, повернувшись ко мне и делая шаг в сторону двери. Я вышел вслед за ним в коридор.

— Слушай! А здесь что, никто не проверяет?

— Да. А для чего проверять?

— Как для чего? А если украдут?

— Кому нужно? Здесь ведь все свои.

— Сам берешь, сам платишь деньги, считаешь тоже сам… и это все?

— Да,– отец улыбнулся.

— Да вы же здесь как в коммунизме живете!

— А почему бы и нет?

— Да-а,– смог лишь вымолвить я,– хорошо так питаться. Я бы не прочь в университете так сделать.

— Ну так кто вам мешает? – спросил отец, быстро шагая по коридору. Я еле поспевал за ним.

— Как кто? У нас много посторонних ходит, военкомат рядом, офицеры и ходят обедать.

— Так не пускайте лишних. Ваша ведь столовая. Вы и не пускайте.

— Никак невозможно. Да и столовая слишком большая. Не то что здесь.

Мы вернулись в кабинет. Отец сел за стол и углубился в бумаги. Я обдумывал предшествующий разговор: «Странно все это. Они здесь словно не от мира сего. Пьют, едят, расплачиваются сами. А что если везде так сделать?» Эта мысль не показалась абсурдной. «Неужели,– думал я,– у них здесь выше сознательность, чем у любого другого? Ведь никому, кто обслуживает городские столовые, не придет мысль оставить кассу с деньгами один на один с покупателями. Здесь, однако, оставляют. Может быть, у здешнего начальства денег побольше, и они не мелочатся? Не воруют из спортивного интереса?» Вопросы казались праздными, но в то же время я не мог найти на них ответа, и оттого они не уходили из головы, вновь и вновь заставляя думать. Концы с концами не сводились. Что-то в размышлениях выпадало из общей цепи – что, я не знал.

— Послушай-ка, па! – обратился я к отцу.– Вот вы питаетесь в маленьком буфете. Едите, пьете, сами расплачиваетесь, сами берете сдачу, но ведь это только здесь, в министерском здании. А, скажем, в городских столовых этого нет и быть не может, во всяком случае, пока. Почему?

— Почему не может? Если все будут платить столько, сколько нужно…

— Это невозможно,– возразил я.

— Пожалуй,– согласился отец.

— А почему?

Отец промолчал, посмотрел в окно.