Ухов Сергей

История Вятки как часть
этнической истории восточной Европы

4. Заключение

Итак, мы наметили пути будущих исследований истории Северо-востока Европы и, в частности, Вятской земли и сделали первый шаг в этих исследованиях. И на этом первом шагу мы смогли кое-что увидеть; древняя история Вятки стала хоть чуть-чуть, но не такой темной, какой она представлялась Костомарову. Уже сейчас можно сделать несколько выводов:

1. Миф о дорусском заселении бассейна Вятки предками марийцев и удмуртов не находит подтверждения в топонимии.

2. Среди угрофинского населения края преобладали племена прибалтийскофинской языковой группы, возможно, в культурном и расовом отношении делящиеся на две группы: близкие к вепсам (веси) и близкие к саамам (лопарям).

3. Определяющую роль в истории края играли племена индоевропейской языковой группы, создавшие основной массив гидронимического субстрата (названий рек), вероятно, еще с фатьяновского времени (последние 4 тысячи лет). По всей видимости, они соседствовали с племенами финноугорской группы и/или с другими племенами, возможно, сибирского происхождения. Как можно судить по другим регионам, индоевропейцы при подобном соседстве занимали берега крупных и средних рек, а другие племена – мелкие реки и водораздельные пространства. Это соседство находилось в постоянной динамике, как мирной, так и военной. При этом часть генетических индоевропейцев могла принять какой-то финноугорский язык, ассимилироваться или быть вытеснена с определенных территорий (как это произошло, например, на территории Марий Эл), и наоборот.

4. Племена фатьяновской общности считаются предками славян, балтов и германцев. На территориях Среднего Поволжья и бассейна Вятки выявляется мощный пласт балтославянских топонимов, – наряду с другими индоевропейскими названиями, относящимися или к древнему праязыку, или к другому индоевропейскому языку (например, иранскому или тохарскому).

5. Кроме несомненно древних балтославянских топонимов, имеются топонимы (как названия мелких рек, так и населенных пунктов), которые имеют признаки современных балтийских языков. Это означает историческую молодость этих названий и топонимическую преемственность, т.е. недальние предки создателей этих названий были мирно ассимилированы русскими и вошли в состав русского населения. (То же можно сказать и о прибалтийскофинских и тюркских жителях северной половины и центральной части Вятской земли).

6. С определенной вероятностью можно сказать, что уже с IX-X в. Вятка появляется в географических источниках того времени и на исторической арене как область, населенная славянами (сакалиба) и русами. Еще раньше она считалась населенной венетами, которые дали ей свое имя. При этом надо учитывать многозначность толкования этих этнонимов.

7. Этническая история Вятской земли во многом схожа с этнической историей других исконных восточнославянских территорий. Можно сказать, что население Вятки участвовало в этногенезе русского народа наряду с населением других мест. При этом этническая и культурная история Вятки имела свои особенности, связанные с ее окраинным положением, большей связью с арабским и тюркским Востоком и меньшей – с Византией, поздней христианизацией, поздним включением в состав Древнерусского государства. Можно предположить на каком-то историческом этапе наличие собственной государственности, а также вхождение, может быть, на федеративной основе, в состав иных государственных или полугосударственных образований.

8. Этническая история Северо-востока Европы, в том числе Вятки, не может игнорироваться при исследованиях этногенеза славян, т.к. население указанных территорий также участвовало в этом процессе. Учет этого фактора дополнит и уточнит теорию этногенеза.

В настоящее время существует два направления в теории этногенеза славян, связанных в России с именами двух друзей и непримиримых противников – лингвистов-культурологов академиков В.Н. Топорова и ныне покойного О.Н. Трубачева.

Согласно теории Трубачева, наиболее полно представленной в книге «Этногенез и культура древнейших славян» (70), праславянский язык выделился из общего индоевропейского языка на территории, входившей в общую индоевропейскую прародину, – на Дунае. В течение длительного времени (тысячи лет) праславяне занимали очень небольшую территорию и никак не проявляли себя на исторической арене, чтобы затем, в первом тысячелетии н.э., начать усиленно размножаться, расселяться, ассимилировать или уничтожать другие народы, в первую очередь балтов и финноугров, и, наконец, занять нынешние пространства от Адриатики и Балтики до Тихого океана.

В представлении Топорова, после отделения от праиндоевропейского языка анатолийского, индийского, иранского, греческого и других языков образовался индоевропейский «остаток», из которого и возникли затем балтославянские языки (66. С. 285). Длительное время балтославянские языки представляли собой балтославянский континуум: пространство, наполненное различными диалектами балтославянского языка, одни из которых были ближе к славянскому, другие – к балтийскому типу. Перемешивание славян с балтами «с преобладанием то славянского, то балтского элемента» для более западных территорий отмечается авторитетными историками (Артамонов М.И. 4). Где-то в I тысячелетии до н.э. от балтославянского континуума отделилась группа племен, которая, смешавшись с рядом других компонентов, дала начало протославянскому языковому союзу (Хабургаев Г.А. 73. С. 80). Эта группа в дальнейшем ассимилировала почти все остальные народы балтославянского «общежития» (выражение Топорова), «оставив сравнительно немногочисленные народы, условно именуемые балтийскими» (Хабургаев). Легкость ассимиляции объясняется языковой и культурной близостью этих племен.

Вот что сказал Топоров о былом расселении балтийских (или балтославянских) племен (ранее V-VI вв.) (там же, с. 279):

«Прежде всего пространство древней Балтии не только существенно превышает описанную Славию, но и вообще очень велико (можно даже сказать – неправдоподобно, видя в этой неправдоподобности указание на общую парадоксальность ситуации). Теперь никто не сомневается в том, что максимальный балтоязычный ареал, реконструируемый на основании гидронимических данных, охватывает территорию во много раз большую, чем ареал балтийских языков в историческую эпоху».

И далее (с. 280):

«В этом контексте особенно важным было бы определение восточных, юго-восточных и южных границ «балтийского» пространства в древности. На востоке устойчивая гидронимическая граница балтийской гидронимии, проходящая в Подмосковье, не описывает полностью возможной ситуации. Существуют факты (от правдоподобных до бесспорных), позволяющие думать о еще большей продвинутости балтийского элемента на восток в довольно широких временных пределах…».

Настоящая работа значительно добавляет «неправдоподобности» и «парадоксальности», расширяя ареал функционирования в прошлом балтийского языка до бассейна Вятки. У меня есть неопровержимые свидетельства существования балтийских гидронимов вплоть до севера Тимана (Ненецкий округ) и предположительные – до Урала и даже Западной Сибири.

Эта «неправдоподобность», конечно, в рамках дунайской теории этногенеза славян, потому что совершенно неправдоподобна ситуация, при которой горстка славян ассимилирует почти без остатка (а на громадном протяжении – совсем без остатка) чужой народ, расселившийся от Одера и почти до Карского моря и Урала.

Мы видим, что география коренного расселения славян (за исключением южных) почти полностью укладывается в ареал балтийской гидронимии. Это подтверждает теорию Топорова о балтийских языках как материнских для славянских. С некоторым приближением можно сказать и о балтах (точнее – балтославянах) как предках славян. Все это вместе позволяет говорить об автохтонности славянского населения не только на Вятке, но и вообще на Северо-востоке Европы.

Переходя от лингвистических реалий к историческим, можно предположить такую схему. Лесная зона Европы от Одера и Дуная до Урала (или почти до Урала), начиная с конца III тысячелетия до н.э., была заселена племенами индоевропейцев, со временем образовавшими балтославянский языковый континуум. Где-то в начале нашей эры стали образовываться группы пассионариев («люди длинной воли», по определению Л.Н. Гумилева), которые захватили основные речные пути, занимались войнами и торговлей, собирали дань с оседлых жителей. Первоначальное ядро этих пассионариев было, видимо, пришлое, поэтому они и получали иноязычные прозвания: венеты и русы. В эти группы вливались разноязычные герои, но основу ее языка составил один из балтославянских диалектов, который и стал называться славянским, испытав при этом влияние и других языков (например, иранских). Постепенно этот язык стал языком торговли и управления, поэтому он вытеснил все остальные диалекты почти на всем пространстве балтославянского континуума. В эту схему вписывается, по-видимому, и история русского населения Вятки и других коренных русских территорий Северо-востока Европы.

Сергей Ухов
22 апреля 2006 г.
svu_nn[аt]bk.ru